Алада \o/
Сегодня у тебя
И ты самый-самый чудесный котиковый котичек
И я принес тебе кумыс курильщика.
Он по каким-то причинам не бечен и вообще... зато, ю ноу, кумыс! И у них тут, 14, прости господи, февраля.
Ворнинг: Фем!Кумыс идентичный натуральному
~ 1100
– Это Плисец, – сказала Жужа. – Хорошо рифмуется. Юля, бля. Руки не распускай.
– Юля, – сказала Юля и пожала холодные пальцы. Потом вспомнила, что руку не подает.
– Бека, – хмурая лесба с андеркатом потерла затылок. Как инкубаторские все. Жужа тоже побрила виски. А все лучше, чем Вика. Та высветлила и выкрасила патлы в жиденько-голубой, который ушел в зелень, потом вымылся и поседел.
Интересно, что еще у угрюмой раскосой бабы было общего с Жужей. Наверняка тоже писала хуевые стихи под фото в инстаграме и слушала Мару. Да мало ли, что еще. Например, когда-то – на заре юности – примерно прошлым летом, Жуже нравилась Юля.
Бека села рядом.
Юля спустила ноги со скамейки, поставила банку Адреналина на землю. Поковыряла заиндевевший покоцаный асфальт носком кеда, подвинула коленку - стало тепло, и она постаралась больше не шевелиться.
– Можно? – Кристина потянула свой сверкающий, как витрина с бижутерией в переходе, маникюр к бритому затылку. Бека послушно наклонила голову.
Колючий ежик над ухом хотелось потрогать. Вместо этого Юля расчесала пятерней макушку и собрала волосы в куцый хвост растянутой леопардовой резинкой. Стильно, модно, молодежно.
– Бека – это от какого? – не унималась Кристина.
– Просто Бека.
– Ну да. Что-то такое хитровыебанное? Монгольское?
– Почему монгольское?
Жужа предсказуемо затянула про скулы и розы.
– Мои – казахские, – отрезала Бека, и все согласились, что так сойдет.
Со стороны остановки подвалила цветастая компания. Вика с Галей и Томный Миша при полном параде. Последний расцеловал всех, клюнул Юлю в макушку, увернулся от пинка и отправился на блядки.
Вика, притащив подружайку, ушилась пиздеть по телефону. Скорбно заломив брови, Вика виртуозно разводила драму на ровном месте. Последняя интрижка неприлично затянулась. Вика полетела во Владивосток на неделю, вернулась через месяц. Юля видела в инстаграме фото большой викиной любви. Смотреть не на что: щеки, очки, рожа зашуганая. Должно быть, человек замечательных душевных качеств.
Галя с обязательной программой «все мужики козлы», осталась распускать сопли одна. Была бы симпатичной бабой, если бы красилась по-человечески или не красилась совсем. Сегодня Галя страдала: густые тени под глазами расплылись.
– Забей на мудака, – Кристина села рядом и взяла за руку, – нормального найдешь.
– Артем нормальный. Но у этой грудь четвертого размера, – Галя покосилась на выдающийся бюст Кристины и запахнула свою дубленку. Кристина тоже на свой бюст залюбовалась. Потянулась к Галкиному, та дернулась и смущенно хохотнула.
– Охуенная грудь, – проникновенно поделилась Кристина.
– Спасибо, – покраснела Галя.
– У тебя тушь размазалась.
– Есть зеркальце?
– Давай вытру.
Кристина достала влажные салфетки из сумки, принялась тереть щеку и ненавязчиво лапать Галю за сиськи. Цирк с конями.
Бека тоже наблюдала. Лицо – кирпич. Юля наклонилась к уху, почти ткнулась носом в мочку с серебряными колечками.
– Кристина любит таких утешать. Сейчас заведет пластинку: в живого человека хуем тыкать… Спорим, у нее дома хуи всех цветов и размеров?
Бека фыркнула и наклонила голову: я не смеюсь над тупыми шутками, тебе показалось.
Из кармана кожанки выглянул глухо гудящий наушник.
Юля взялась за краешек.
– Чего слушаешь?
Бека протянула шнурок: бери.
Пускай хотя бы Рамазанова, Юля загадала и заткнула ухо девятой симфонией. Ебучий февральский сюрреализм: на лавочке с Бетховеном и порванным пакетиком фисташек в кармане.
– А я балетом занималась.
Она ляпнула невпопад, но Бека повернулась и посмотрела на нее, как на Майю.
– Расскажи.
– Че там рассказывать. Зимой вот плохо топили, приходилось свитер натягивать поверх трико.
Передернула плечами. В кедах на рыбьем меху ноги тоже начинали дубеть.
– Замерзла?
Ага, пиздец, подумала Юля, ты еще куртку предложи.
– Не.
Предложи. Она откажется, конечно, но бля. Жужа похерила момент. Обняла себя за плечи в красном пуховике, пританцовывая на месте.
– Плисец, пошли в твой подъезд.
– С вами – нет.
– А с кем? Тут все твои друзья.
– Иди в жопу.
– Юличкаа…
– На деда наедут опять. Вы орете. А кто сосался по пьяни перед теть Лилей?
– Кто? – невинно оглянулась Жужа. Коза.
– С кем нам сосаться? – подоспела повеселевшая Вика. – Мы бы тут жопы не морозили 14 февраля.
– Мы тихонько, – пообещала Бека.
– Ты-то, может, тихонько, а эти дуры…
– Праздник же.
– Кто вообще это говно отмечает, – Юля сдалась и встала, отряхивая колени. А Жужа метнулась за бухлом.
Вечер становился томным.
Юля поставила третью банку к батарее чужих. Пятнадцать минут назад, пока выпроваживали Жужу, Бека тоже молча свалила, хотя два часа до этого подпирала Юлю плечом, и наушник давала, и нефильтрованное свое пить.
– Они что, вместе ушли? – округлила пьяные глаза Галя и закинула ноги Кристине на колени. Та зашикала на нее и накрыла ладонями холодные лодыжки в тонких колготках.
– Ну все, хорош, – Юля поднялась и попинала носком кеда не поднимавшую глаз от телефона Вику. – По домам.
– Ты хотела с моей кошкой познакомиться? – оживилась Кристина.
– Вот так сразу? – заржала Вика, а Галя сказала, что очень хотела. Очень.
Зачем вообще их было сюда вести, если… так. Праздник же, блять. Галю вручили Кристине, Вике пакет с пустой тарой.
Шаги на лестнице затихали. Последнее пиво горчило и больше не лезло. На стыдную секунду захотелось вернуть Вику по старой памяти или дозвониться Мише, испортить малину.
Юля села на ступеньку и ткнулась подбородком в колени. С пятого этажа было слышно, как грохнула входная дверь, взрыв смеха отрезало вторым хлопком. Что за дуры. Что за дура. Ресницы слипались и тяжелели от бестолковой обиды.
– Юль.
Бека в лунном свете из окна показалось памятником дню плюшевых сердец.
– Это кому?
– Это тебе.
– В честь праздничка? – Юля выдохнула нервным смешком и заправила выпадавшую из хвоста прядь за ухо три раза подряд.
– В честь праздничка.
Какая банальщина кошмарная, красные розы. Неприлично много. И все ей. Ей – все.
– Спасибо?
– Пожалуйста.
– Ну… пойдем, к себе занесу? И деда дома нет.
– Ага.
– Никого нет.
С грудью у Юли не сложилось, плоская, как доска и отлично. За пацана принимали, не смотря на отросшие патлы.
Беке чуть больше повезло. Юля выяснила, когда задрала майку и лифчик прямо в коридоре. Пиздец романтика среди грязной обуви. Цветы зато аккуратно на тумбочку пристроены.
А после вдруг оказалось, что это она прижимается спиной к стене в задранной майке и трогает чужой затылок. Она потянула за волосы и Бека обхватила ее лицо. Убрала пряди, вечно лезущие в рот, и долго-долго целовала, пока Юля, комкая в руках майку, не забыла, что пыталась расстегнуть ремень.
Сдуру ляпнула:
– А розы?
Бека отодвинулась с невозможно мутным взглядом и долго еще смотрела на ее губы. Потом взяла розы и бесконечно пропадала в ванной. А когда вернулась, столкнулась с Юлей в дверях комнаты и замялась. И сказала:
– Хочешь, посмотрим что-нибудь?
И Юля тоже поступила не слишком умно. Сказала: конечно, посмотрим. Но на заставке Фокс передумала.
Раздеться долго не выходило. Расцепляться не хотелось, хотелось сжимать чужое колено бедрами и целоваться. И только на решающей схватке недалекого добра с бессмысленным злом вышло стянуть с себя узкие джинсы и идиотские леопардовые, в цвет резинке, носки.
Потом Бека говорила в волосы за ухом, а хотелось видеть лицо. Сказала, что заметила Юлю тут прошлым летом и все проебала. Уехала в свой Алматы, но в мае переведется и будет тут, и все уже готово. И если это слишком, она поймет, потому что понятливая дохрена. А сегодня приехала, потому что праздник, а она вроде как влюблена.
И Юля повторила: тогда без вариантов – праздник.